Ты понимаешь, что и этого чудесного зрелища мы были лишены 30 июня 2014г.

К неудовольствию господ поэтов, мне приходится заявить, что ни у одного из всех когда-либо виденных мною животных не было в глазах так мало выражения, как у быка. Или, вернее, ни у одного из них оно не менялось так слабо: бык почти неизменно выражает одну жестокую, звериную тупость. В редких случаях его страдание проявляется мычанием: раны либо раздражают его, либо пугают, но, прошу меня извинить, никогда не бывает у него такого вида, будто он раздумывает над своей судьбой; он никогда не плачет, подобно оленю. И поэтому он вызывает жалость только тогда, когда обращает на себя внимание храбростью[1].

   Когда в шее у быка торчат три или четыре пары бандерилий, наступает момент его прикончить. Раздается дробь барабанов, и в ту же минуту один из заранее намеченных чуло, так называемый матадор, отделяется от группы своих товарищей.

Нет, кажется, матадор до сего момента не участвует в бое. Только теперь его выход. Причём – из-за выступающего забора. По-моему.

Он богато одет; он покрыт золотом и шелком; в руках у него длинная шпага и пунцовый плащ, подвязанный к палке для того, чтобы им удобнее было оперировать: это называется мулета. Чуло подходит к ложе президента и с глубоким поклоном испрашивает у него позволения убить быка. Это простая формальность, которая обычно имеет место один раз за все время боя.

Точно не помню, но возможно у нас так всё и было.

Само собою разумеется, президент отвечает утвердительным кивком головы. Тогда матадор кричит ему виват, делает пируэт, швыряет шляпу на землю и идет навстречу быку.

Я этого не помню. На моих фотографиях все матадоры дерутся с быками действительно без шляп.

   Бой быков, подобно дуэли, имеет свои законы; нарушение их в такой же мере позорно, как и предательское убийство противника. Так, например, матадор обязан поразить быка в то место, где загривок сходится со спиной (испанцы называют его крестом). Удар наносится сверху вниз, как при второй позиции, и ни в коем случае не снизу. Лучше тысячу раз умереть, чем ударить быка снизу, сбоку или с тылу. Шпага, употребляемая матадорами, длинная, плоская и обоюдоострая; эфес у нее очень короткий, и заканчивается он шариком, на который необходимо налегать ладонью. Обращение с этим оружием требует огромного навыка и исключительной ловкости.

Наши матадоры использовали две шпаги. Сначала длинную и прямую. Я так и не понял, для чего она нужна. Сомневаюсь, что она заточена. Матадоры держали её в руках бóльшую часть своего выступления, пока «изучали» быка и показывали нам всякие красивые па. «Палка», которая фигурирует у Мериме, тоже использовалась.

В конце наши Эскамильи, Эспады и проч. меняли длинную прямую шпагу на короткую, чуть изогнутую, смертельную.

   Для того, чтобы хорошо убить быка, нужно до тонкостей знать его характер. От этого знания зависит не только слава, но и самая жизнь матадора. Легко понять, что характеры у быков бывают столь же разнообразны, как у людей, тем не менее они разделяются на две резко обозначенные категории: на "ясных" и "темных". Я выражаюсь сейчас языком цирка. "Ясные" откровенно бросаются в атаку, в то время как "темные" хитрят и стараются напасть на человека предательским образом. Эти последние бывают необыкновенно опасны.

   Прежде чем отважиться на удар, матадор подставляет быку мулету, поддразнивает его и внимательно следит, бросается ли он на нее открыто и в ту же самую минуту, как ее заметит, или же приближается медленно, стараясь выиграть расстояние и атаковать противника, когда тот, по его мнению, окажется настолько близко, что не сможет уклониться от удара. Очень часто приходится видеть, что бык грозно трясет головой, роет копытами землю, не проявляя желания наступать, а то даже медленно пятится назад, стараясь завлечь человека на середину арены, где ему уже невозможно спастись. Иные быки избегают атаки по прямой линии; они медленно, с усталым видом обходят человека, а затем, точно рассчитав пространство, летят на него, как стрела.

Sic!

   Человеку, хоть сколько-нибудь понимающему в тавромахии, бывает очень интересно наблюдать за тем, как сходятся бык и матадор; подобно двум искусным генералам, они, видимо, угадывают намерения друг друга и ежеминутно меняют тактику. Один поворот головы, косой взгляд, опущенное ухо раскрывают искушенному матадору замыслы врага. Вдруг нетерпеливый бык бросается на красную ткань, которой сознательно укутывает себя матадор. Сила животного такова, что ударом рогов он может свалить целую стену, а человек уклоняется от него легким наклоном корпуса, ускользает точно по волшебству, оставляя после себя одну легкую ткань, которую он поднимает над рогами быка, бросая вызов его неистовству. Порывистость заставляет быка намного обгонять противника; в таких случаях он круто останавливается, оседая на ноги, и от резких и сильных движений животное так устает, что затягивание подобного рода маневра уже само по себе представляет для него смертельную опасность. Вот почему прославленный маэстро Ромеро говорит, что хороший матадор должен уметь убить восемь быков семью ударами шпаги. Один из них околевает от утомления и бешенства.

Из этого отрывка я делаю вывод, что во времена Мериме один матадор участвовал в восьми боях. Сейчас боёв шесть, а матадоров – три. То есть один матадор убивал нам двух быков, а сколькими ударами, расскажу позже.

   Когда матадор после ряда манипуляций с мулетой находит, что он достаточно изучил врага, он готовится нанести ему последний удар. Крепко держась на ногах, он помещается как раз напротив и застывает на некотором расстоянии, поджидая быка. Правая рука его, вооруженная шпагой, согнута на высоте головы, в то время как левая вытянута вперед и держит почти волочащуюся по земле мулету, побуждая быка опустить голову. Только тогда матадор и наносит смертельный удар всей силой руки, увеличенной тяжестью тела и натиском самого быка. Шпага, имеющая в длину три фута, часто уходит внутрь по самую рукоятку; если удар удачен, то человеку не о чем больше беспокоиться: бык сразу останавливается, кровь почти не течет, голова его запрокидывается, ноги дрожат, и он живой тяжелой грудой валится на землю. В ту же минуту со скамей раздается оглушительное виват; все машут платками, махо швыряют свои шляпы на арену, а герой-победитель скромно посылает во все стороны воздушные поцелуи.

Нет, шляп не швыряли. Белыми платками махали, но не всякий раз. Насчёт воздушных поцелуев не уверен.

   Говорят, что в прежнее время никогда не делалось больше одной эстакады, но все на свете приходит в упадок, и в наши дни бык в редких случаях падает от первого удара. Если рана его производит впечатление смертельной, матадор воздерживается от новой атаки; с помощью чуло он заставляет быка делать круговые движения и поддразнивающими взмахами плаща доводит его до изнеможения. Когда бык падает, один из чуло приканчивает его ударом кинжала прямо в затылок; животное моментально издыхает.

Вот. Прошу заметить, что уже двести лет назад бык в редких случаях падал от первого удара. И только по слухам «в прежние времена никогда не делалось больше одной эстакады (дивное слово)». Подозреваю, что это именно слухи и такого не было никогда.

Но я почему-то считал, что мы обязательно увидим, как бык рухнет после первого удара, причём не один раз. Нет, не увидели ни разу.

От двух до трёх ударов: с выниманием шпаги из быка и заменой на другую, без вынимания и с заменой, с добиванием кинжалом и без добивания. И всегда с последующим поддразниванием смертельно раненного зверя оравой чуло, чтоб поскорее упал замертво.

   Почти каждый бык выбирает себе в цирке особый пункт, к которому он постоянно возвращается. Это место носит название querencia[2]. Обычно таким местом бывает дверь, через которую они выходят на арену.

   Очень часто приходится видеть, что бык уносит в своем загривке роковую шпагу, эфес которой торчит у него из плеча, и медленным шагом пересекает арену, не обращая внимания ни на чуло, ни на плащи своих преследователей. Он думает только о том, где бы удобнее умереть. Отыскивая подходящее место, он опускается на колени, потом ложится, утыкается головой в землю и спокойно умирает, если только удар кинжала не ускоряет его конца.

У нас наиболее драматичным был пятый бой. Его проводил Марио, самый молодой из матадоров и самый любимый публикой, в особенности, конечно, девушками. Только ему оба раза махали белыми платками. В нём действительно есть какой-то шик, обаяние и харизма. И он блондин.

Но убивал быков он так же неумело, как два других, менее обаятельных, более возрастных и жгучих брюнетов.

Так вот, в пятом бое участвовал самый красивый бык – огромный, статный, пропорционально сложённый и удивительного бежевого цвета. Назовём его Берис (с ударением на последнем слоге, так звучит по-испански слово «бежевый»).

Марио сделал одну эстакаду, «примерочную», едва коснувшись загривка. Вторая была удачна – шпага вошла по рукоять.

Берис умирал долго и мучительно. Свора чуло обступила его, махала плащами, старалась заставить кружиться вокруг собственной оси. Берис медленно отступал к солнечному краю цирка, потом замер на месте, долго, ещё и ещё харкал кровью, наконец, осел на подкосившиеся передние ноги, потом на задние и так, лёжа на животе, умер.

На это было больно смотреть. Другие быки как правило околевали ещё стоя и заваливались на бок, растопырив копыта.

   Фанфары возвещают смерть быка. Немедленно трое запряженных мулов крупной рысью въезжают в цирк; рога быка перевязывают веревкой, пропускают в середину крючок, и мулы галопом волочат его по земле. В две минуты трупы лошадей и быка исчезают с арены.

Так как трупов лошадей нет, весь процесс занимал считанные секунды. И ты знаешь теперь, для чего нужны мулы.

   Каждая схватка длится около двадцати минут, а во время представления обычно убивают восемь быков. В том случае, когда оно оказывается посредственным, президент боя по желанию публики дает согласие на одну-две добавочные схватки.

В нашем случае то же самое: продолжительность каждого боя – 20мин., только схваток не восемь, а шесть. Публика никаких желаний на добавочные схватки не изъявляла, наоборот, не чаяла поскорее смотаться.

   Надо сказать, что публика не выказывает по отношению к тореро никакого снисхождения. Малейшее проявление робости карается гиканьем и свистками. Самые грубые ругательства сыплются тогда отовсюду; иногда по настоянию публики – а это самое жестокое проявление ее возмущения – к тореро приближается альгуасил и, угрожая ему тюрьмой, требует немедленно выступить против быка.

Нет, вокруг меня сидела не такая публика…

   Однажды актер Майкес[3], возмущенный видом матадора, стоявшего в нерешительности перед одним из самых "темных" быков, ругательски ругал его. "Сеньор Майкес! – ответил ему матадор. – Примите во внимание, что в нашем деле никогда не бывает надувательства, как у вас на сцене".

Если верить Хемингуэю, надувательство всё-таки бывает. Читай «Опасное лето».

На этом я кончаю цитировать Мериме. Подведу итоги.

Сидели мы далеко, поэтому я не чувствовал, что всё происходит на самом деле. Ещё я беспрерывно фотографировал, т. е. корриду наблюдал в основном через дисплей моего G12.

Танец матадора производит впечатление. Гибель быка тоже.

Не увидел я того, чем пленил Хемингуэй. Для этого нужно стать опытным завсегдатаем и понимать всё до тонкостей. Но, может, тогда было бы сильное разочарование, т. к. мне показалось, что бои быков отмирают. Народу – едва на полстадиона. Нет праздника, нет единения толпы, как на спортивных состязаниях.

Наверно, стоит съездить в Памплону и посмотреть, как обстоят дела ТАМ во время фиесты.

Но в целом я доволен: приобщился. Люся тоже осталась довольна.

Вечером по телевизору нас ждало гораздо более искреннее и понятное зрелище: финал Кубка Конфедераций по футболу. Бразилия – Испания. Вот это был праздник.

Великолепная сборная Испании крушила всех с 2008 по 2012. Ей удалось то, чего никому и никогда: победить на двух подряд чемпионатах Европы, а в промежутке взять Кубок мира. Она играла в заоблачный футбол. Игроки с бешеной скоростью и изумительным мастерством, в одно касание передавали мяч друг другу. Не давали противнику опомниться. Если чисто случайно теряли мяч, немедленно его возвращали, набрасываясь на врага вдвоём или втроём.

Понятно, что для такой игры нужно иметь на поле одиннадцать совершенно выдающихся по выносливости и игровой технике футболистов. И они в Испании были! Причём не одиннадцать, а больше.

Понятно также, что этот фейерверк не мог продолжаться бесконечно. И вот наступил 2013-й, и что-то пошло не так, как раньше. Чуть меньше энтузиазма, чуть больше усталости. Тяжко было смотреть на игру испанцев уже в полуфинале против Италии.

Что касается сборной Бразилии, то у них ВСЕГДА есть не одиннадцать или немного больше, а двадцать, тридцать, сорок  невероятных игроков. Проблема в одном – южноамериканская психическая неуравновешенность, которая редко, но в самый неподходящий момент их кое-где, порой подводила на чемпионатах мира.

И слава богу – иначе быть им не пяти-, а пятнадцатикратными кампионами.

30 июня 2013г. на своём риодежанейрском стадионе бразильская сборная была несокрушимым монолитом. Бедные испанцы играли в свою привычную игру быстрых передач друг другу. Но когда мяч они теряли, отобрать его назад у бразильцев, как раньше у русских, итальянцев, немцев, португальцев, голландцев и всяких прочих греков или шведов, НЕ МОГЛИ до самого того момента, когда отбирать уже не нужно: удар по их воротам состоялся, и хорошо, если неточный, или спас Касильяс.

В результате три раза не спас…

Интересно, что из окон соседних домов после каждого гола слышались радостные крики. Наверно, это были бразильские туристы.

Я бы ни за что не решился так шумно радоваться проигрышу Испании, находясь в центре Мадрида.