Среда 12 сентября.

Латинский квартал и второй визит в Лувр

С утра побежали на бульвар Клиши в обменный пункт (франки 1995 года закончились) и позвонить Танюше.

Настал момент рассказать о парижском хамстве. Привыкши к русскому, мы надеялись, что на западе увидим нечто, совершенно противоположное, но нам не повезло. Ещё в Италии за пять лет до Парижа мы не почувствовали особой разницы. Правда, не столкнулись и с откровенно пренебрежительным отношением к себе со стороны работников магазинов, обменных пунктов, кассиров и пр. Зато в Париже мы вполне этого наелись.

Ну, наговорил: …хамство… вполне наелись… Было-то всего случая четыре, причём один из них – в Восточном Берлине. Просто, когда ожидаешь хвалёной европейской вежливости, а потом заходишь в обменный пункт, спешишь, народу никого, а менеджер занимается всем чем угодно, только не тобой, то стройное мироздание, в основе которого – низкопоклонство перед западом, несколько подрывается.

Слава богу, обменных пунктов на бульваре Клиши полным-полно, и без валюты мы не остались. Телефонных будок там тоже немало. Звоним в Россию, дочери на работу: что, как, почему обрушились башни-близнецы.

Дочка наша – светлая голова, красавица, умница любит музыку, искусство, моду, литературу, не чужда спорту, обожает кино. Но политикой совершенно не интересуется.

Палестинцы решили отомстить Америке за то, что она поддерживает Израиль. Они перепрограммировали траектории полёта пассажирских самолётов и заставили их врезаться в башни.

Такова была её версия случившегося. Вот дитя эпохи Голливудских блокбастеров!

Тем не менее, разговор с кровиночкой нас успокоил. Успокоенные, мы отправились на прогулку по Латинскому кварталу (маршрут №3 «Полиглота»).

Спустились пешком к Сене, немного прошлись по набережной правого берега (сон, да и только), через остров Ситэ, мимо Собора Парижской матери перешли на левый и подошли к Сорбонне.

Университетский квартал был сегодня на военном положении: повсюду полицейские автомобили с мигалками, на каждом углу военные, жандармы; козырьки, кокарды, чёрные и защитные мундиры, белые портупеи.

Как будто атаковали вчера не Манхэттен, а Латинский квартал.

Народу тоже навалом, кажется, в основном студенты. Я пожелал зайти в основное здание университета. Люся повисла у меня на руке, чтобы я туда не совался. Это меня не остановило. Остановил военный у входа. Я предъявил ему свой двуглавоорластый российский паспорт, но офицер мотнул головой: не подходит.

У дверей соседнего (юридического) корпуса охраны не было, и я таки уговорил Люсеньку войти. Трясясь, поднялись на верхний этаж, заглянули в пару пустых аудиторий, выглянули в окно. Ничего не увидели, не запомнили, но в Сорбонне побывали точно.

Выйдя из юрфака, мы направились к величественному, с шикарным золотым куполом Пантеону – усыпальнице великих людей Франции. Поднялись по лестнице под колоннаду, глянули в темноту сводов, но внутрь заходить не стали: режим строгой экономии.

На после 15-ти часов у нас был запланирован второй поход в Лувр, поэтому решили вернуться в гостиницу пораньше. Для разнообразия пошли новым путём. Сену переходили через два острова: с левого берега – на Ситэ, оттуда – на Сен-Луи, а с него – на наш правый.

Едва отошли от реки, как впервые увидели их. Они стояли, вдоль короткого, безлюдного переулка, прислонившись попками к высокой стене в заманчивых позах «наклонных журавлей» (одна нога согнута в колене так, что голень прижата к бедру) поодиночке и парами. Курили, лениво переговаривались. Ближе к проезжей части стоял сутенёр. Никто из них на нас даже не посмотрел!

Втянув головы в плечи, мы быстро покинули опасное место. Ни одного лица в памяти не осталось. Да я и не посмел взглянуть.

Через несколько минут были в своём «Лафайете» на четвёртом этаже. Спасены!

Пообедали густо сваренным супом-лапшой Ролтон, заели брауншвейгской колбасой с купленными по дороге овощами-фруктами и хлебом.

*****************************************************************************

Около трёх поехали в Лувр. Не могу точно вспомнить, почему, но зашли мы в музей не как в первый раз (непосредственно со станции метро), и не через главный вход (пирамиду), а откуда-то сбоку. Там стояла охрана и заграждения, и пускали не всех, а только группы. Но мы просочились вместе с какими-то японцами. Сошли за азиатов.

Внизу я уже хорошо ориентировался. Мы двинулись в крыло Ришелье посмотреть французскую и нидерландскую живопись XV века – то, что я особенно ценю.

Гентский алтарь Яна ван Эйка, Симон Мармион, Ханс Мемлинг – все они из того времени и тех мест (Европы, а не Лувра: Гентского алтаря в Лувре нет и быть не может). Что ж, пришла пора приоткрыть завесу тайны моей одержимости этими художниками.

…………………………………………………………………………………

И вот мы перед «Мадонной канцлера Ролена» кисти богоравного Яна ван Эйка. И снова, как в Берлине у «св. Бертена», я безумно разволновался и поэтому почти ничего не запомнил, кроме размера картины, который показался мне слишком маленьким.

В живописи размер имеет огромное значение. Так я каждый раз неизменно разочаровываюсь, когда прихожу в Третьяковку и вижу картины обожаемого мной Павла Федотова: да что ж-мать они такие крохотные!

Точно так же в Амстердаме меня разочаровал малюсенький подлинник «девушки, наливающей молоко» Вермеера… Но не будем забегать вперёд: Амстердам – в «части третьей».

Мы хорошо часа два походили по всем четырём этажам крыла Ришелье. Ван Эйк и французы XVв. находятся на верхнем. На двух нижних внимание привлекает в первую очередь великолепная французская скульптура, но большинство русских посетителей Лувра рвались на средний этаж к апартаментам Наполеона Ш.

Мы понятия не имели об этих апартаментах. Заглянули туда только потому, что они были по пути. И сразу поняли, почему наши  и все остальные так сюда стремятся.

Сказать про увиденное «безумная роскошь» недостаточно. Я бы добавил слово «уютная». Может, я уроню себя в твоих глазах, но должен признаться, что мне эта безумная уютная роскошь безумно понравилась.

В отличие от Люси, которая осудила мелкобуржуазные излишества второй империи (50-70гг XIXв.) и ответила категорическим отказом, когда я после отдыха робко предложил сходить туда ещё раз. Я не настаивал, но до сих пор жалею и втайне мечтаю вернуться.

Однако два часа в первоклассном музее изобразительных искусств – это мой предел. Дальше я ничего уже воспринимать не в силах. Поэтому мы решили устроить пикник у балюстрады над кассовым залом, с видом на перевёрнутую пирамиду. Для этого забрали из гардероба рюкзак, в котором хранились запасы воды и пищи.

Перекусив и отдохнув, мы почувствовали способность и желание продолжить осмотр музея. Для начала решили опять освободиться от рюкзака. Я спустился по лестнице в гардероб навстречу одному из самых забавных приключений за всю историю наших путешествий.

Девушка-гардеробщица, недружелюбно посмотрев на меня и мой рюкзак, который она же только недавно мне выдала, потребовала показать билет в государственный музей «Лувр». Напрасно я, потеряв дар речи, жестами пытался воззвать к её совести и объяснить, что билеты – вот они: здесь наверху, у жены. Метиска была непреклонна: покажешь билет – приму рюкзак.

Слева от лестницы, по которой мне жутко не хотелось лишний раз подниматься и опускаться, я вдруг увидел идущий вверх эскалатор. Недолго (очень недолго) думая, я ступил на него и понёсся вверх с какой-то сверхъестественной скоростью.

Говорю так, потому что, когда в следующее мгновение понял, что эскалатор везёт меня не к Люсе, а прямиком на улицу, моим первым желанием было броситься вниз. И это было абсолютно исключено в первую очередь из-за скорости лестницы-чудесницы.

А также – из-за высоты ступенек (чуть не в половину человеческого роста) и их ширины (едва мог уместиться один человек).

То есть, даже, если бы я обладал способностями каскадёра и суперспринтера, первый же человек, ступивший на эскалатор за мной, напрочь перегородил бы мне путь вниз.

В доли секунды я оказался вынесенным к тому самому месту, откуда мы вошли сегодня в Лувр.

Я рассказывал эту историю десятки раз, но только сию вот минуту, пока писал, до меня дошло, что и конструкция, и скорость эскалатора были так специально задуманы, чтоб никто с улицы не мог без очереди попасть в Лувр.

Оказавшись вне Лувра, я первым делом озаботился предупредить Люсю. О мобильниках мы тогда ещё не мечтали (а как было бы просто!), но к моему счастью вдоль стены злодейского эскалатора была проложена узкая огороженная балюстрадой дорожка, которая заканчивалась тупиком перед поворотом налево, к тому месту, где я оставил ничего не подозревающую жену.

Подойдя к этому тупику, я стал кричать изо всех сил: «Люся, Люсенька, Люсёчек!». Едущие по гадскому эскалатору люди поднимали вверх головы и глядели на меня с тревогой. Но мне было плевать, я продолжал истошно вопить: «Люсёк, я здесь, подойди, пожалуйста-а-а-а!»

Наконец, из-за угла выглянула испуганная родная голова. Я, как мог, объяснил, что случилось, пообещал, что сию минуту вернусь и направился к пропускному пункту. Как назло никаких групп, с которыми я бы мог незаметно проникнуть за заграждения, в тот момент не было.

Темнокожий полицейский тоже потребовал у меня билет. Я попытался было на плохом английском рассказать ему, что со мной произошло, но суровый страж порядка прервал моё беспомощное словоизвержение одним словом: «Пирамида» и широким красноречивым жестом руки показал направление...

У главного входа (пирамиды) стояла довольно приличная очередь. Правда, не такая, какая показана в чудесном американском фильме «Евротур», но минут двадцать мне пришлось выстоять.

Хорошо, что, очевидно, не всем известно, как долго открыт Лувр по средам (было около шести вечера), а то не знаю, что было бы с бедной Люсей.

Она потом утверждала, что я отсутствовал час. Это неправда, но допускаю, что тогда ей вполне могло так показаться. А вот увидеть, как я уезжаю от неё на эскалаторе (часто именно так она потом интерпретировала нынешний инцидент), никак не могла. Это всё – плод её невероятного воображения, о котором следует написать отдельную книгу анекдотов.

Как бы то ни было, семья воссоединилась. Я взял у Люси билеты, снова спустился в гардероб, сдал рюкзак и поднялся обратно по лестнице, даже не посмотрев в сторону ужасных ступенек коварного эскалатора.

Теперь мы решили пройти по тем местам Лувра, которые нам особенно понравились в прошлый раз. И это была замечательная прогулка. А перед выходом нам страшно повезло: мы случайно обнаружили статую Гермафродита.

У Юрия Полякова есть повесть «Парижская любовь Кости Гуманкова». Там руководительница группы советских туристов отлавливает своих подопечных, разбредшихся по Лувру, укрывшись в засаде как раз у статуи Гермафродита.

Мне почему-то казалось, что описанный в повести Гермафродит лежит. Тот, на которого мы наткнулись в длиннющей галерее крыла Денон (там, где Рафаэль, Учелло, Джоконда), стоял. Но впечатление произвёл неизгладимое, как и на всех членов тургруппы поляковского Гуманкова.

После мы ещё были в Лувре (2013 и 2015гг). Но ЭТОГО Гермафродита больше не видели. Зато Поляковского - каждый раз. Вот как он выглядит:

Вид со спины. Женщина?

Нет. Не совсем.

Эти скульптуры попадались позже и в других музеях. Точно в Галерее Боргезе (она на снимке, Рим, 2014) и где-то ещё, точно не помню.

Что мы делали после Лувра? Наверняка гуляли. Где? По набережным, по бульварам, по Монмартру – точно не помню. О, Париж!

Кстати, возможно именно после, а не до Лувра, произошла вышеописанная встреча с проститутками.

Могу точно сказать, где мы в тот вечер не гуляли: по Латинскому кварталу, потому что точно были там утром, и по еврейскому, потому что там были за день до этого и больше точно ни разу.