Пятница 7 сентября. Мы въезжаем в Париж

В час ночи наш высокий красивый автобус отправился в тысячекилометровый пробег Берлин – Париж.

Меня тут спрашивают, действительно ли ночной переезд – это кошмар. Отвечаю: за последние 12 лет я перенёс девять ночных переездов; ни один из них кошмаром не был, хотя иногда (потом и перед) они таковым и казались.

Проснулись часов в 8-9 довольно бодрыми и отдохнувшими. Глянули в окно: отличная, солнечная с небольшими облачками погода, шикарная автострада, мелкохолмистая местность. Мчим на пределе установленной для русских скорости (85 км/час). Населённые пункты вблизи дороги отгорожены от неё (вернее, она – от них) специальными противошумными заборами. То и дело встречаются поля, уставленные гигантскими ветряками. Сергей выдал какую-то (забыл, какую) информацию об их стоимости и за какой срок окупаются.

Кажется, речь крутилась вокруг миллиона долларов и десятков лет.

Судя по указателям (Франкфурт-на-Майне), Германию мы ещё не покинули. Смотрю в карту: ого, ещё пилить и пилить по ней. Большая, оказывается, страна. Долго ехали мимо многочисленных поворотов на Франкфурт, за ними пошли повороты на Кёльн. Это ближе к Бельгии, но они никак не хотели кончаться.

Наконец, указатель на Льеж. Ура, Бельгия!

Придорожный сортир с дивным западным запахом.

Короткая информация от Серёжи: оказывается, Бельгия – это единственная в мире страна, где все без исключения дороги освещены. Поэтому она хорошо видна ночью с самолёта.

Меньше часа по Бельгии, и вот уже первая остановка в прекрасной Франции.

Бензозаправка недалеко от поворота на Реймс. Настроение вдруг заметно улучшилось. В голове зазвучали мелодии и голоса Мирей Матьё, Эдит Пиаф, Шарля Азнавура и Джо Дассена, последние облака покинули небосклон и стало неудержимо клонить ко сну.

Сквозь сон помню, как проезжали мимо аэропорта Шарля де Голля, прямо под взлётной полосой, по которой разгонялся чудовищных размеров самолёт. От страха я ещё крепче уснул, а когда проснулся, внутри меня всё завопило от счастья.

Я не хотел в Париж, ровно так же, как не хотел в Венецию. Думал, что он, повторюсь, кич и фигня. И, как в Венеции, меня поразил эстетический шок, когда воочию увидел эту «фигню».

Облечь в слова невероятное обаяние Парижа нелегко, но я попробую. Буду просто описывать события и ощущения.

Просыпаюсь я как-то днём в начале сентября 2001 года. Спросонья ничего не могу понять: где я, когда я и что вообще происходит. Постепенно сознание возвращается. Озираюсь мутным взглядом по сторонам, вспоминаю, что еду в автобусе (бог ты мой, из Москвы в Париж!) и что заснул на подъезде к Парижу.

Гляжу в окно. Вижу холм, на холме городские постройки неопределённого очертания, а на вершине холма – церковь Сакре-Кёр.

Уж это-то сооружение я хорошо знаю с 1970-го, когда папа, возвратясь из командировки во Францию, привёз мне аэрофотоснимок Мон-Мартра величиной 1 на 1,5 метра.

Значит, мы, наконец, в Париже. Взгляд потихоньку проясняется и становится светлым, когда мы уже в центре города. С этого момента восторг и блаженство не оставляли меня. На какое-то время я забыл всё, что знал и читал о Париже. Видел только удивительные дома, мимо которых неспешно, но уверенно пробирался наш автобус.

Именно эти дома приносили ощущение праздника и счастья. Они были высокие (6-8 этажей), светлые, с в меру широкими и высокими окнами, с коваными балконами или французскими лоджиями, украшенными цветами. С похожими друг на друга, разноцветными, изящно изогнутыми крышами, в которых тоже были окна (кажется, это называется мансардой) и тоже с цветами.

И они были гениально расставлены вдоль гениально проложенных улиц, бульваров и площадей. Блаженство доставлял вид каждой новой площади, каждый взгляд в перспективу вновь открывающейся улицы. Иногда эта перспектива заканчивалась каким-нибудь знаменитейшим парижским сооружением, например, зданием Гранд-Опера или Триумфальной аркой.

Но ей же богу, землю готов есть, что если б их там не было, восторг нисколько б не уменьшился. Напротив, у меня давно знакомые силуэты подчас вызывали досаду: ну, к чему эти лишние украшения, когда и без них всё радостно, красиво и гармонично до предела.

Минут через пять мне уже казалось, что весёлые дома водят хороводы, пляшут вприсядку, танцуют экосез, улыбаются, размахивают цветами и ставнями окон, обнимают и целуют меня.

Насколько я понимаю, этот захватывающий архитектурный ландшафт – заслуга одного человека, барона Османна. Заглянем в «Британнику»:

Османн Жорж-Эжен (1809 – 1891), барон, французский администратор и проектировщик городской застройки… С его именем связана широкомасштабная муниципальная программа обустройства Парижа, включающая строительство нового водопровода и канализации, прокладку широких авеню на месте множества узких парижских улочек, ландшафтное озеленение Булонского леса, а также строительство здания Парижской оперы… Эстетические достоинства творений Османа до сих пор оспариваются…

До сих пор оспариваются! А каково было бедному префекту округа Сены в те времена, когда были живы Гюго, Дюма, Золя, Мопассан, Курбе, Мане, Дега, Берлиоз. Какой дерзостью нужно обладать, чтобы противостоять им – монстрам мировой культуры!

Я ведь тоже не хотел туда ехать, потому как знал, что из старинной архитектуры в Париже остались крохи.

Но теперь для меня совершенно очевидно, что Жорж-Эжену помогал сам чёрт Купидонамурэрот. Как это получилось – непостижимо, но они превратили Париж в город радости и город любви.

Подтверждением этого служит феномен временного (на срок пребывания в Париже) устранения эректильной дисфункции у одного нашего близкого знакомого.

С той поры при слове «Париж» на моём лице появляется блаженная улыбка и мечтательное выражение, а все восемь дней там прошли в эйфории, как сентябрьская неделя 1996 года в Италии.

Автобус подобрался к подножью Мон-Мартрского холма, выехал на бульвар Клиши и остановился возле площади Пляс Пигаль.

Нас поселили в гостинице «Лафайет» в двух шагах от площади, на четвёртом этаже (по-ихнему – на 3-м). Лифт, телевизор, санузел, двуспальная кровать, завтрак включён. Окна выходят на улицу, французская лоджия с цветами. 

Распаковались, приготовили кипятильником обед из собственных запасов (лапша «Ролтон», сырокопчёная брауншвейгская колбаса, чай, кофе).

Чуть отдохнули и – на первую прогулку по Парижу, уже влюблённые в него. Решили начать с Мон-Мартра.

Выходим на бульвар… Господи помилуй, куда мы попали! Повсюду кричащие, безвкусные, часто неумело сделанные от руки надписи: «секс-шоп», «пип-шоу», «секс-синема» и т. п.; толпами разгуливают сомнительные темнокожие и арабские братья, бросаются на людей, предлагая незабываемое зрелище; в витринах – многообещающие фотографии…

Только теперь я вспомнил, откуда у меня в памяти это название – «Пляс Пигаль»: детство, застолье по случаю папиного дня рождения, в гостях у нас его любимые друзья – дядя Саша Соломонович и тётя Клава Большова[1].

«На Пляс Пигаль», – произносит игриво и со смехом своим красивым низким голосом дядя Саша, и все радостно смеются так, как будто речь идёт о чём-то запретном, чего нельзя знать детям до 16-ти.

Заглянул в открытую дверь одного заведения и немедленно влюбился в коленки (и ниже) сидящей напротив конторки девушки (неужели она – ш…?).

Не могу сказать, что обстановка разврата вокруг бульвара Клиши усилила моё восторженное состояние, но совершенно точно – не ослабила. Все восемь дней мы, возвращаясь со стороны бульвара, или отправляясь на метро «Пигаль», проходили сквозь строй рекламных сутенёров-зазывал, как бы абстрагируясь от них.

Мысль воспользоваться их услугами у меня ни разу даже не возникла. Воистину:

    Руссо туристо – облико морале![2]

Правда, когда мы проходили мимо двери того заведения, я каждый раз поворачивал голову, мечтая снова увидеть обладательницу пленившей меня ножки…

А вот на улице там девушек не было. Мы напоролись на них в другом месте, в самом центре, недалеко от острова Ситэ. Но об этом потом.

Однако продолжим наш путь наверх мимо легендарного кабаре Мулен Руж, которое расположено на площади Пляс Бланш в начале развратного бульвара (в конце его – Пигаль), по крутым лестницам, по извилистым узким улицам с сувенирными магазинчиками на первых этажах весёлых домов, мимо карусели (которую всё время показывают в фильмах, где есть Париж) на площади Аббатис, мимо единственной уцелевшей с давних времён монмартрской мельницы на площади Мулен де ла Галетт, мимо домов, где жили чуть ли не все импрессионисты, а также великий Пабло, наконец, мимо площади Тертр, где местные художники-предприниматели с утра до ночи занимаются своим отстойным (при всём моём уважении) поп-бизнесом (аналог – наш Арбат).

Не знаю, полюбил бы я этот, уже совсем другой, нетронутый Османном, Париж с первого взгляда так, как полюбил нижний город, но придя туда уже по уши влюблённым, я с радостью воспринял и его.

И вот мы на смотровой площадке у подножья собора Святого Сердца (Сакре-Кёр). Город сверху не произвёл такого впечатления, какое было при въезде. Скажу больше: вид с той площадки совершенно стёрся из моей памяти, хоть мы и поднимались на неё ещё как минимум два раза. К примеру, я не могу вспомнить, в какой стороне была Эйфелева башня, а она оттуда точно видна.

А вот и не видна. Она правее и её загораживает дом. Но по секрету скажу, что если пройти немного вправо, то Эйфелеву башню цвидеть можно

Запомнилась только лестница вниз и фуникулёр справа от лестницы. Но мы не воспользовались для спуска ни тем, ни другим, а пошли в обход: снова по узким улочкам, через старую церковь Сен-Пьер и мимо кладбища Монмартра.

Мулен руж.

Пояснение. Я взял с собой три плёнки - две цветные и чёрно-белую. Сперва вставил ч/б.

Опять вышли на бульвар разврата Клиши, миновали Красную Мельницу (Мулен Руж), куда стояла длинная очередь за билетами (билеты проданы на месяц вперёд – так нам сказал Сергей), с каменными лицами прорезали насквозь толпу секс-зазывал и вернулись в свой дешёвый (**) отель.

На обратном пути подтвердилось моё предварительное наблюдение: на каждом парижском перекрёстке есть таблички с названием улиц, а на каждом доме хорошо виден его номер. Кроме того, в начале каждой улицы висит табличка с краткой историей её названия. Вот так бы у нас!

Дома ужин из российских запасов. По телевизору ничего интересного. Легли спать.

Маловато будет в этой поездке приключений. Завтра плановая автобусная экскурсия по городу. После обеда пойдём в Центр Жоржа Помпиду.

Послезавтра записались (по 60$) на замки Луары, но и там ничего не случится.

В понедельник утром в Сен-Шапель близ Консьержери, потом прогулка по еврейскому кварталу до площади Вогезов. После обеда – первый визит в Лувр (так дешевле: с 15 часов цена билета на 30% ниже).

Приключения начнутся во вторник и продолжатся в среду. Поэтому следующая глава называется